Месть Вёльсунгов и смерть Синфьётли

Но вот Синфьётли возмужал, и настало время отомстить
конунгу Сиггейру за то, что он убил Вёльсунга и обрек страшной погибели
десять его сыновей. Сигмунд и Синфьётли надели шлемы, вооружились
мечами и прокрались в палаты конунга Сиггейра. Они нырнули за бочки с
пивом, нагроможденные у входа, и затаились там в ожидании минуты,
когда уйдет стража и можно будет напасть врасплох на конунга Сиггейра и
его домочадцев.
Младшие дети конунга играли в главной зале, и вот один из них
ненароком закатил мяч за бочонки с пивом. Забежав за них, ребенок увидал
двух скрючившихся мужчин в шлемах и с мечами.
Малыш сказал об этом слуге, а слуга — конунгу. Тогда Сиггейр встал,
подозвал стражников и велел им схватить людей, укрывшихся за
бочонками. Сигмунд и Синфьётли вскочили на ноги и вступили в бой с
воинами конунга Сиггейра, но были обезоружены и схвачены.
Закон запрещал казнить пленников после заката, поэтому расправу над
ними пришлось отложить. Но конунг Сиггейр не хотел оставлять их на
земле; он приказал кинуть обоих в яму, а сверху насыпать курган, чтобы
похоронить их заживо.
Так и сделали. Яму разделили пополам огромной каменной плитой,
чтобы каждый из погребенных слышал, как бьется его сосед, но не мог ему
помочь. Воля конунга была исполнена в точности.
Но когда рабы-трэли заваливали яму, среди них явилась хрупкая
фигура в плаще с глубоким капюшоном и уронила туда, где лежал
Синфьётли, что-то завернутое в солому. И когда дерн и земля заслонили от
узников небо, Синфьётли крикнул Сигмунду:
— Я не умру, потому что государыня бросила мне кусок мяса,
завернутый в солому.
Немного погодя Синфьётли опять крикнул Сигмунду:
— Государыня вложила в мясо меч. Могучий меч. Я почти уверен, что
это Грам, о котором ты мне говорил.
— Если это Грам, — отозвался Сигмунд, — то он сможет прорезать
плиту. Попробуй воткнуть острие в камень.
Синфьётли попробовал, и острие прошло насквозь. Тогда пленники
взялись за меч каждый со своей стороны и распилили плиту надвое. Потом
сообща легко сбросили дерн и землю и наконец очутились под вольным
небом.
Прямо перед ними возвышались палаты конунга Сиггейра. Друзья
натаскали сушняка, навалили вокруг конунговых палат и подожгли. Огонь
перекинулся на дом. Тогда в дверях показался конунг Сиггейр и закричал:
— Кто посмел подпалить жилище конунга?
И Сигмунд ответил:
— Я, Сигмунд, сын Вёльсунга, дабы отомстить тебе за злодейское
убийство Вёльсунгов.
Увидев Сигмунда с Грамом, богатырским мечом, Сиггейр скрылся в
доме. На его месте возникла Сигню, мертвенно-бледная, с отрешенным
взглядом. Сигмунд позвал ее:
— Сюда, сюда! Это я, Сигмунд. Беги из пылающего дома Сиггейра, и
мы вместе вернемся в Бранстокские палаты.
Но Сигню молвила:
— Все кончено. Возмездие свершилось, и меня больше ничто не
удерживает в жизни. Ты продолжишь род Вёльсунгов, брат мой, и в этом
мое утешение. Без радости выходила я за конунга Сиггейра, и без радости я
жила с ним, но с радостью умру с ним рядом.
Она исчезла в дыму. Пламя объяло конунговы палаты, и все,
находившиеся внутри, сгорели. Так были отмщены Вёльсунги.
Сигурд, едучи лесными тропами, размышлял об этом деянии
Сигмунда, своего отца, и юного Синфьётли, своего родича, и о том, что
случилось с ними впоследствии.
Сигмунд и Синфьётли покинули земли конунга Сиггейра и
возвратились в страну, где стояли Бранстокские палаты. Сигмунд стал
великим конунгом, а Синфьётли — вождем его дружины.
А дальше было так. Сигмунд женился на женщине по имени
Боргхильд, брат которой любил ту же девушку, что и Синфьётли. Юноши
сошлись в честном поединке, и Синфьётли сразил брата Боргхильд
наповал.
Чтобы примирить его с государыней и как-то возместить ей ее утрату,
Сигмунд дал Боргхильд увесистый слиток золота. Жена конунга взяла его и
проговорила:
— Вот как, оказывается, ценятся достоинства моего брата! Не будем
больше упоминать о его гибели.
И она пригласила Синфьётли в Бранстокские палаты. Но, хотя
Боргхильд ни словом, ни жестом не выдала вспыхнувшей в ней ненависти,
она задалась целью извести мужнина любимца.
Той ночью в Бранстокских палатах был пир, и супруга конунга
Боргхильд обносила гостей хмельным медом. Она подошла к Синфьётли и
протянула ему рог.
— Прими этот напиток из моих рук, о друг Сигмунда, — произнесла
она.
Но Синфьётли прозрел в ее глазах смерть и сказал:
— Я не буду пить из этого рога. В питье яд.
Чтобы прекратить насмешки, которыми Боргхильд принялась осыпать
Синфьётли, Сигмунд, стоявший рядом, взял у жены рог. Никакой яд и
никакая отрава на него не действовали. Он поднес рог к губам и осушил
одним духом. Государыня сказала Синфьётли:
— Даже пить за тебя должен кто-то другой?
Чуть позже Боргхильд снова подошла к Синфьётли с рогом, полным
меда, и снова предложила ему угоститься, но, посмотрев в ее глаза, он
прочел в них жгучую вражду.
— В питье яд, — сказал он. — Я не приму его.
И опять Сигмунд взял рог и опростал его одним духом. И опять
государыня посмеялась над Синфьётли.
В третий раз она подошла к юноше и, прежде чем поднести ему рог,
сказала:
— Вот тот, кто боится выпить как мужчина! Разве в нем бьется сердце
Вёльсунга?
Синфьётли видел ненависть в глазах Боргхильд, и даже ее издевка не
могла заставить его принять мед. Как и прежде, Сигмунд стоял рядом. Но
ему надоело поднимать и опрокидывать рог, и он шепнул Синфьётли:
— Промочи-ка усы.
Синфьётли подумал, что Сигмунд хочет, чтобы он в конце-то концов
выпил мед и перестал вносить раздор в его семью. Но Сигмунд имел в виду
совсем другое. Он хотел, чтобы Синфьётли притворился, будто пьет, и дал
меду стечь по усам на пол. Не поняв друга, Синфьётли взял у государыни
рог, поднес его к губам и опорожнил. И только он это сделал, как яд,
растворенный в питье, проник в его сердце и он упал мертвый на пол
Бранстокских палат.
О, как горевал Сигмунд о своем родиче и друге. Никому не позволив
прикоснуться к телу, он на собственных руках понес Синфьётли через лес к
морю. На берегу его внимание привлек необычайно высокий старик,
вытаскивающий на песок лодку.
— Я возьму твою ношу, — сказал старик.
Сигмунд положил тело Синфьётли в лодку, намереваясь занять место
рядом с ним. Но не успел он и глазом моргнуть, как судно отчалило от
берега без паруса и весел. Сигмунд, провожая взглядом старика, стоявшего
на корме, понял, что это не смертный, а Один Всеотец, даритель меча
Грама.
Сигмунд вернулся в свои палаты. Супруга его вскорости умерла, и
тогда он женился на Хьёрдис, которая зачала Сигурда. И теперь Сигурд
Вёльсунг, сын Сигмунда и Хьёрдис, ехал лесными тропами с мечом Грамом
на поясе и в золотом шлеме из драконьего клада на золотых волосах.